Он и явился тринадцатого числа
Третьего месяца в год моего взросленья…
Я бы и час припомнила, только что-то сегодня лень мне…
Был он высок, неуклюж и, естественно, шляпа на нем была…
Он не таскал цветов, не носил конфет,
Не приезжал на коне невозможно белом…
И серенад под окнами сдавленным голосом мне не пел он,
Не подарил звезды, не звал любоваться на лунный свет…
Руку и сердце не предлагал-просил
В общем, оно и понятно — безумец всё же…
Я перестала ложиться рано и стала ложиться позже,
Так как безумные рожи во сне видеть не было больше сил…
Я собрала хрусталь — отнесла в утиль
Возненавидела золушку (чтоб ей пусто…)
Пересмотрела взгляды и не-до-пе-ре-чи-та-ла Пруста…
И позабыла, о том, что такое покой и душевный штиль…
Мы поругались четыреста сорок раз
За три недели, раскокали всю посуду…
Я подцепила безумие, как какую-нибудь простуду
Как ни лечилась впоследствии, как ни карабкалась — не спаслась…
Он не сказал мне, что любит, а я — ему…
Мы до сих пор на войне, и это Главная Мировая…
Вторник, четверг и суббота — дни, когда я его убиваю…
А в остальное время… ну, тут уж как повезет кому…
Наши друзья тактично молчат пока…
Может быть, спросят, когда подвернется случай:
Что тебе этот Шляпник? Ведь с принцем спокойнее, тише, лучше…
Я им отвечу: безумец куда понятнее дурака…